Маги почуяли неладное и удирают!

Я невольно втянул голову в плечи и отвернулся, но предосторожность была излишней. Даже будь это тот самый бестиатор, что героически удрал с поля Хотта, он все равно не знал, кому маги Талестры обязаны отплатить за поражение.

Кибитка прокатила мимо, обдав нас пылью. Мне показалось, что из ее глубины по мне мазнул быстрый взгляд: жесткий, пытливый.

Я вернулся к лекции, когда повозка осталась далеко позади, старался говорить быстрее, так как мы почти подъехали к таможне.

— Иностранец может вести дела в Мантиохии, но для этого обязан купить патент и поселиться в гетто. Использование прогрессивных вещей, методов работы — запрещено под страхом смерти. Но иностранцы все равно стремятся в Ридондо — слишком уж хлебные тут места. Для простонародья запрещены любые гуляния, ярмарочные увеселения, жонглеры, сказители, безусловно запрещен театр, — произнес я быстро, ибо мы уже подъезжали. — Простому люду незачем глядеть на представления, где рассказывают поучительные истории, заставляют думать и, отчасти, развиваться духовно. Коллективная молитва и проповеди в храмах — вот лучший театр простеца. Короче говоря, благодаря непрестанным усилиям власти, простой народ в Мантиохии наивен, как дети. И, несмотря на то что король — всегда конченый кретин, простой народ очень чтит его и почитает мудрым правителем, ибо дворяне выбирают короля как раз из этого самого народа, он, как бы сказать, «народный избранник».

Добрая фея хранила сосредоточенное молчание. Рассказ об одном из государств мира людишек, думается, пробудил в ней не самые приятные чувства.

Я показал рукой вперед, на проезд шириной в пятьдесят футов меж звездчатых бастионов.

— Все таможни вокруг города и в порту принадлежат дворянским корпорациям. Всего сухопутных таможен сорок, по числу бастионов, по две на каждую корпорацию. Служители Атрея уже давно молят Ковенант, чтобы им выделили хотя бы пару таможен, однако тщетно. Каждую неделю дворянские корпорации меняются таможнями — так называемая ротация власти путем жеребьевки, чтобы ни одна семья не получила преимущества во взимании пошлин — ведь потоки товаров с разных торговых путей разнородны и имеют обыкновение мелеть. Правило старинное, и от него не отступают. Имеется также внутренний жребий, это когда делят караван между двумя таможнями… Все, мы подъезжаем. Ничего не спрашивайте. Ничему не удивляйтесь. Поддакивайте, а лучше — молчите.

Эльфийка взглянула на меня и серьезно кивнула.

Таможни располагались у стен бастионов под тентами. Справа, судя по расцветке вымпелов, была таможня благородной фамилии Рейгро, слева — не менее благородной фамилии Валентайнов. Я знал все расцветки благородных домов, в свое время выучил для одного дела.

Крысы оказали нам дружескую услугу, распугав купцов перед таможней, так что даже в очереди куковать не пришлось.

Стены бастионов были выше иных крепостных, узкие бойницы смотрели угрюмо. Я остановил караван у белой черты на земле, спрыгнул с козел. На той стороне отирались двое молодых людей в кораллово-красных плащах — представители от Рейгро и Валентайнов, и осанистый священник Атрея в летней рясе. Вид у всех троих отсутствующий: еще бы, не каждый день доводится наблюдать крысиный парад-алле. Работники таможни и стражники в блестящих шлемах-луковицах разносили раздавленных и приколотых крыс в две равные кучи, чтобы благородные фамилии не выдвигали претензий к величине мусорных куч друг друга.

— Мастер Фатик из Анахейма! — представился я, отвесив легкий полупоклон. — Бастард герцога фон Броуди. — Хе-хе, знайте, аристократишки, что перед вами человек благородной крови. Не ровня вам, конечно, но и не какой-нибудь простец.

— Да свершится божий суд! — прогудел священник, тряхнув бородой в мелкие колечки, и бросил к своим ногам в сандалетах две игральные кости. — Нечет! — возгласил он миг спустя и важно кивнул в сторону дома Рейгро. — Ваши.

Внутренний жребий. Таким образом патриции делили таможенную добычу. Чет — нечет, и если все время, скажем, чет, то, стало быть, такова воля богов. За поддельные кости, замечу, Ковенант казнил лютой смертью и священников, и дворян без разбору.

Чиновник от Валентайнов пожал плечами, облапил взглядом Виджи (в другое время и другом месте я свернул бы ему набок сопатку) и отошел в тень навесов, где, осуществляя непреложное правило свобод патрициев, начал мочиться при всем честном народе, повернувшись к нам в профиль.

Виджи тихонько охнула.

Да-да, людишки! Терпи, эльфийка!

Рейгро переступил черту и подошел ко мне. Он желал добра. Нашего добра. А поскольку у меня, по очевидным причинам, не было долгосрочного торгового договора с Мантиохией, мы были его законной добычей.

— Запрещенные товары есть? Есть ли то, что может нанести вред нашей благословенной монархии и вере? Научные книги? Азбучные доски? Писчая бумага? — Он чеканил фразы, принятые местным Таможенным Статутом еще триста лет назад.

Я улыбнулся:

— Нет.

— А если найду?

Я сделал щедрый жест, едва не зацепив коленки Виджи:

— Ищи.

Мытарь кивнул: я знаю Статут, значит, со мной легко договориться.

Он щелкнул пальцами: помощник из мещан быстро взобрался на козлы и раздвинул полог. Донни взвизгнула.

— Там рабыни, монсер, — сказал я с милой улыбкой. — Везу в Дольмир.

Аристократ сам взобрался на козлы (Виджи сдвинулась на самый край) и заглянул внутрь. Посмотрел на меня с удивленным видом:

— Чернявые… На Юге таких полно.

— Порченый товар, — молвил я со вздохом. — Возвращаю бывшим владельцам. Благородные господа из Северного Анахейма заказывали девственниц, да вот незадача: по прибытию оказалось, что весь товар уже испорчен. Но ведь мы проверяли! Наверное, девочек растрясло в дороге.

История, замечу, была правдивая, и случилась со мной много лет назад в Дольмире. Каргрим Тулвар до сих пор икает, вспоминая некоего Фатика М. Джарси.

Виджи сидела с каменным лицом. Только кончики ушей стали малиновыми. Почувствовав это, она быстро спрятала ушки под локоны.

Рейгро хмыкнул. При виде девчонок его глаза не замаслились, он оценивал примерную стоимость товара. На байку о потерянной девственности ему было наплевать, главное — снять с меня пошлину, главное — доходы, а девок, всяких-разных, и так полно, когда у тебя в карманах золото, а под ногами — весь Нижний город и Торжище.

Шустрые помощники проверили остальные фургоны моего каравана, простучали днища — ибо ушлые контрабандисты имеют обыкновение провозить товары в повозках с двойным дном.

— Там еще один… в цепях, господин старший досмотрщик! — услышал я и сказал:

— А это, монсер, злодей. За великие преступления в Дольмире ждет его страшная кара.

Лжец-Фатик, а?

Час назад я влил в глотку архиепископа верховной коллегии Атрея, декана южной митрополии Фаленора, пастыря четырех архиепатрий и богослова высшей ступени полбутылки гномьего самогона, и он дрых, мирно посвистывая, только блестела наголо бритая голова. Пришлось ее выбрить — чтобы не бросалась в глаза покрытая пушком тонзура.

Рейгро проглотил и это. В его глазах мелькали суммы, хм, преференций. Работа таможенника — азартная штука, если подойти к ней с умом. Если бы у меня в повозке лежала отрезанная голова девушки, благородный патриций оприходовал бы и ее, за соответствующую сумму. Завтра его место займет другой патриций из рода Рейгро, и так далее, по кругу, и нужно успеть заработать как можно больше… сегодня.

— Прочие, монсер, беглецы из Арконии, — сказал я с нажимом. — Там сейчас страшное происходит. Ей же ей страшное! — тут я вроде как невзначай сбился на простецкую речь, чтобы аристократ ощутил свое превосходство. — Эта баба, опоясанный рыцарь… Да вы, могет, слыхали?

Он вальяжно кивнул и стребовал купчие на рабынь. Я завел его в элийский фургон для переговоров с глазу на глаз, где посредством золота Фаерано купил нам проезд.

Через десять минут мы тронулись в путь с тяжелыми, вишневого сургуча печатями-тамгами на пологе каждого фургона. В кармане моем лежала гербовая бумага с описью, в которой значились: