— Я назначу вам другую роль, Скареди, — молвил я, на миг отрываясь от работы. — Нет, язвы я вам рисовать не стану. Вы станете королем Мантиохии.

Он встопорщил усы:

— Я? Королем? Ни за что!

— Станете, Скареди. Я приказываю. Вы проедете через Торжище, призывая людей немедленно бежать из зачумленного города.

— Я обману тысячи…

— Десятки тысяч. Для их же блага.

Складки на его тяжелом лбу застыли в горестном изломе.

— Но я не могу быть королем! Я присягал на верность династии Гордфаэлей!

Гритт, зря я не захватил Монго. Он-то, как будущий наследник династии, мог велеть Скареди исполнять мои распоряжения. С другой стороны, его статус, как я понимаю, не подтвержден Оракулом, а до тех пор…

Я сказал терпеливо:

— Вы будете играть короля. Игра не отменит вашей присяги.

Старый рыцарь выпятил подбородок:

— Это ложь, гнусное мошенничество! Я — рыцарь Ордена святого Феникса Батенкура! Я живу не по лжи!

Спокойно, Фатик, без нервов.

Я окунул кисть в черную краску. Имоен дышала тихонько, чуть приоткрыв пухлые губы и зажмурившись.

Последние штрихи…

— В начале пути, Скареди, вы поклялись исполнять любой мой приказ.

Его мощные плечи дрогнули.

— Да! Истинно! Я дал крепкое заднее слою! Любой приказ, кроме отчаянной лжи! Мастер Фатик! — в его голосе звучала мольба. — Я не могу поступать против совести! На мне уже лежит страшный грех лжи одному… достойному человеку! [24] Умоляю, не заставляйте меня лгать десяткам тысяч!

Совесть… Вот же… В некотором смысле общаться с моральным пуристом сложнее, чем с отъявленным негодяем. На подъезде к Таргале я уже пытался — впустую — втолковать Скареди, что существует ложь во благо.

— Вы не были против, когда я обманом стравил банды наших врагов.

В его горле, казалось, перекатывались камни:

— То была крепкая военная хитрость! И… не я ее совершил! Я живу по совести и чести, и всегда жил, и буду так жить, пока не умру! Нет, мастер Фатик, я… не подчинюсь!

Во мне мелькнуло желание раскроить его башку топором. Моим топором, тем самым топором, без которого все пошло вкривь и вкось с самого начала пути.

— Помогите мне, Скареди. Множество людей умрет, если вы откажетесь сыграть государя. Погибнут невинные женщины, дети… Скареди, ложь во спасение не сделает из вас бессовестного человека. Жизнь — сложная штуковина, она преподносит слишком много моральных дилемм, в которых выбор по совести попросту невозможен!

Насчет дилемм я, конечно, перестарался: для старого рыцаря следовало выбирать выражения не столь сложные. Хотя он, кажется, понял.

Его морщинистое лицо — на самом деле, отмеченное печатью благородства — скривилось в бессильной гримасе. Он был готов умереть, лишь бы не принять такую картину мира. Полутонов для него не существовало. Черное — белое. Кривда — правда. Обман одного человека — куда ни шло, грех возможно замолить со временем, но обман десятков тысяч — это жизнь с клеймом лжеца на челе, а потом ад и вечные муки. Он был практически святой, этот Скареди, если понимать под святым человека, который до безумия боится правды жизни. Такому проще жить отшельником в Огровой Пустоши, практикуя исихазм: никаких дилемм, никакой ответственности за других, никакого греха. Так воистину станешь святым… для самого себя.

Скареди молчал.

Не прекращая зачернять нижние веки Имоен, я начал в уме подбирать слова, чтобы разразиться убедительной речью и, все же, склонить рыцаря на свою сторону.

— Фатик!

Виджи! Я отбросил кисть и сграбастал мечи.

Снаружи мелькали чьи-то тени.

Отли Меррингер увел глаза в сторону, едва я изложил свой план.

Сенестра показалась мне копией Виджи: такая же тонкая статуя, только из красного дерева.

— Ого-о, — протянул Олник. Он тоже слышал о гибели города впервые.

Отли вздрогнул: мне почудилось, что Сенестра наступила ему на ногу.

— Ты в своем ли уме, Фатик?

— Уж поверь.

Мой старый товарищ взял паузу, потирая седые виски. Ногти у него были холеные, покрытые светлым лаком — так, вероятно, полагалось местному государю.

— «Мы в пропасть полетим, иль избежим беды…» — процитировал он самого себя. — Как же я стар, Фатик! В такие моменты острее всего ощущаешь свои годы… И почему мне кажется, что ты говоришь правду?

— Потому что это правда и есть.

— Ну а откуда ты все это узнал?

— Скажем так: иногда я говорю с богами во сне. Моя жена, эльфийская колдунья, тому свидетель.

Ухо Виджи покраснело. Гритт, не стоит при ней вспоминать мою интрижку с Лигейей-Талаши.

— Значит, боги на самом деле существуют? И Атрей, и Амшах, и Чоз Многорогий, и Горм Омфалос?

— Насчет последнего — не уверен, я не видел Омфалоса во сне, и слава Небесам, что не видел. Но боги существуют, старый ты агностик, это правда.

— Получается, ты стал их пророком?

Я молча пожал плечами.

Имей я больше времени, я досказал бы историю, и, наверное, открыл бы лицедею Бога-в-Себе, но дело с Ридондо стоило решать быстро.

— Но, Фатик… Доказательства?

— Ты заметил сегодняшний исход?

Он кивнул:

— Такое бывает перед пожарами и другими напастями. Я полагал… беды минуют Верхний город.

— Нет. Мне было явлено, что Ридондо погибнет целиком. Весь, с башкой и потрохами.

Отли казался растерянным, более того — испуганным. И еще — старым. Он сжался на стуле, уменьшился, растратил всю чванливость и браваду. Сенестра пластала меня взглядом. Злая девочка. Я заставил ее господина страдать.

— А как именно погибнет город? — Отли опрокинул в глотку остатки пива.

— Мне не сказали. Знаю лишь одно: он умрет на закате.

— А за что ему такая судьба?

Мир без бога, скрепляющего бытийное начало, распадается, Отли. Ридондо — первая пташка. Но у меня нет времени разжевывать истину…

— Не могу тебе сказать. Считай, так повелели звезды.

— Дай мне слово Джарси, что все случится именно так, как ты пророчишь.

Я дал слово. Оснований не верить Талаши у меня не было. Собственно, и Альбо, пророк Гритта Миротворца, не отрицал, что насчет Ридондо богиня сказала мне правду. Только вину он возложил на Талаши — борьба с нею отнимает у Гритта все время, и ткань реальности приходит в упадок, распадается, как гнилая тряпка…

— Черт знает что! Ты хочешь, чтобы я помог обмануть целый город?

— Нижний город. Верхний не получится спасти. — Да и не стоило, мог бы я добавить. — Патрициев не надурить фальшивым монархом. А людей в чумном гриме быстро сцапает стража. Другое дело — Торжище, ты же понимаешь.

— Понимаю… Лобовая стратегия, м-да… — Отли что-то прикидывал в уме. — Чернь и без того напугана… Может получится… М-да… А ведь получится, я ценю объем идеи!

— Осталось швырнуть камень, и по воде разбегутся круги. Я хочу, чтобы ты стал этим камнем, Отли. Ты — и твоя труппа. — Я показал на Олника, который доедал последнее крылышко. — Этот без меры симпатичный гном гружен фрайторским золотом, как ишак. Тебе хватит на два театра в Талестре. Отыграв спектакль, вы сядете на «Горгонид» и вместе с нами отплывете в Дольмир. Или укатите посуху на север. В любом случае — Ридондо нужно покинуть до заката.

Он избегал встречаться со мной взглядом.

— Знаешь, Фатик, патриции шутят, что в Мантиохии театр начинается с виселицы…

— Угу. Но на Торжище вы будете сеять за собой хаос. Люди уже подготовлены, паника вспыхнет мгновенно. Стража к вам не пробьется, даже если очень захочет. Ну и вряд ли она захочет: стражники сами постараются смотаться из города со своими семьями как можно быстрей.

— М-да… Может быть и так, может быть… А много ли с тобой народу, Фатик?

— Четыре человека, два гнома, два эльфа. Отряд.

— О-о, целая труппа!

— Отряд.

— Да-да, отряд. Как, говоришь, называется судно?

— «Горгонид».